Партизанский генерала Алексеева пехотный полк 1917-1920 (история в мемуарах и дневниках)

Рисунок датирован 1919г.

Возвращаясь к портрету капитана Бузун.

Бузун Петр Григорьевич
Родился 16 января 1891 года.
Из дворян Кубанской области.
Уроженец Кубанской области, Кавказского отдела, станицы Новодонецкой.
Образование: общее в Кубанском Александровском реальном училище полный курс. Военное в Алексеевском военном училище.

Прохождение службы:
- нижним чином с 1 сентября 1911г.
- подпоручиком с 6 августа 1913г. В 149-й пехотный Черноморский полк.
- поручиком с 12 января 1916 г.
- штабс-капитаном с 4 ноября 1916 г.
- Командующий 16 роты с 12 сентября 1916 г.

Награды:
-Св. Станислава 3 ст. С м.и б.
-Св. Анны 4 ст. с надписью "За Храбрость"
-Св. Анны 3 ст. с м. И б.
-Св. Станислава 2 ст. с м.
-Св. Анны 2 ст. с м.

РанениЯ:
- 16 августа 1914 г. у д.Спятычи.
- 8 ноября 1914 г. у Юлевского леса.( пуля выше левого легкого).


По материалам сайта https://gwar.mil.ru

Сообщение отредактировал ХасанЪ: 13 января 2019 - 10:43

Храм постройки 1913 года в станице Новодонецкой, где родился Бузун Петр Григорьевич. Сохранился в прекрасном состоянии. Памятник архитектуры

Алексеевец, участник двух десантов.
ГАРФ. Ф.10003.оп.11.д.151.
Л.36
Краткая записка о службе подпоручика Алексеевского пехотного полка Авилова Ивана Антоновича, составленного на основании свидетельских показаний.

1. Родился 1897 года февраля 8 дня
2. Вероисповедания православного
3. Сословия : из крестьян Тамбовской губернии
4. Образование: общее Георгиевское городское 6-ти классное училище и 1 Тифлисская школа прапорщиков.
5. Семейное положение : холост.
6. Чинопроизводство:
В прапорщики-приказом по кавказскому военному округу 27 сентября 1916 г.
В подпоручики – на основании приказа главнокомандующего ВСЮР от 16.08.1919г. переименован в этот чин.
7. Наград не имеет.
8. Вновь на службе в Добровольческой Армии: 1919 года марта 1 дня
9. Получаемое содержание по должности
10. Прохождение службы:
-15 .12.1915 г. на службу поступил в 113 пехотный запасной полк и зачислен в 3-ю роту охотником.
-12.05.1916г. командирован в г. Тифлис для поступления в Школу прапорщиков.
-17.05.1916г. прибыл и зачислен юнкером в 1-ю Тифлисскую школу прапорщиков.
-05.09.1916. переименован в младшие унтер-офицеры и переведен в первый разряд по поведению.
(л.37)
-27.09.1916г. приказом по кавказскому военному округу от 27 сентября 1916 года произведен в прапорщики армейской пехоты и назначен в распоряжение командира 15 пехотной запасной бригады.
-13.10.1916г. прибыл и зачислен в списки 220 пехотного запасного полка, младшим офицером 2 роты.
-14.01.1917г. прибыл на фронт в распоряжение начальника 4 Кавказской стрелковой дивизии. Назначен в 14 Кавказский стрелковый полк куда прибыл и зачислен в списки полка младшим офицером 2-й роты.
-03.02.1918г. в следствии политического переворота убыл из полка.
-01.03.1919г. на службу в Добровольческую Армию призван по мобилизации комендантом города Георгиевска с прикомандированием к управлению сего Коменданта офицером для поручений.
-26.04.1919г. откомандирован в распоряжение Дежурного генерала войск Терско-Дагестанского края, куда прибыл и прикомандирован к Управлению начальника снабжения сего Края.
-01.06.1919г.откомандирован из управления начальника снабжения войск Терско-Дагестанского Края, как не имеющий категории , в распоряжение Дежурного Генерала при Штабе Главкома ВСЮР для назначения в строй.
-15.06.1919г. назначен в Партизанский генерала Алексеева пехотный полк, куда прибыл и зачислен в списки полка младшим офицером в офицерскую роту.
-12.08.1919г. назначен младшим офицером в 8 роту.
-17.09.1919г. в бою под селением Долчим (?) Орловской губернии ранен в правую ногу и остался в строю.
(л.38)
Приказом по полку на основании приказа Главнокомандующего ВСЮР от 16 августа 1919 г. переименован из прапорщиков в подпоручики.

-15.03.1920г. вместе с полком прибыл в Крым.
-04.04.1920г. участвовал в десантной операции на город Геническ с 29 марта по 4 апреля.

Приказом Главнокомандующего ВСЮР от 16 апреля 1920 г. полк влит в 52 пехотный Виленский полк, оставив наименование 52 пехотный Виленский генерала Алексеева пехотный полк. Назначен младшим офицером 2-й роты сего полка.

Приказом Главнокомандующего ВСЮР от 14 июня 1920 года №3328 из 52 пехотного Виленского Ген. Алексеева пехотного полка выделен кадр бывших 1 и 2 партизанских полков и сформирован 1-й Партизанский Генерала Алексеева пехотный полк.
При сформировании полка назначен младшим офицером во 2-ю роту.
-26.08.1920г. участвовал в десантной операции на Кубань с 1 по 26 августа 1920 г.
-01.11.1920г. вместе с полком эвакуировался из Крыма.
-22.11.1920г. прибыл в Галлиполи в Алексеевский пехотный полк и назначен в 1-ю роту.

Участие в походах и боях
С 14 Кавказским Стрелковы полком против турок с 14 января по 30 декабря 1917 года и с 1-м Партизанским генерала Алексеева пехотным полком против большевиков с 15 июня 1919 г. по настоящее время.

Ранения и Контузии
Касательное ранение правой ноги пулей с повреждением верхнего покрова кожи и мышц.

(Лагерь Галлиполи 28.04.1921г.)

"4 июля 1920г. Был смотр выкладки. Занимались в саду под абрикосами. Занимался поручик бубликов. Он хороший человек. Лежим под дерево и едим абрикосы." А.Судоплатов ДНЕВНИК. СТ.134.

Подходит по времени и чину только один поручик Бубликов Василий Кирович. 64-й пехотный Казанский полк.
Ранен в бою 22 июня 1917 г. Огнестрельное ранение области правого плечевого сустава.


По материалам сайта https://gwar.mil.ru

Сообщение отредактировал ХасанЪ: 20 января 2019 - 11:35

"4 июля 1920г. Был смотр выкладки. Занимались в саду под абрикосами. Занимался поручик бубликов. Он хороший человек. Лежим под дерево и едим абрикосы." А.Судоплатов ДНЕВНИК. СТ.134.

Подходит по времени и чину только один поручик Бубликов Василий Кирович. 64-й пехотный Казанский полк.
Ранен в бою 22 июня 1917 г. Огнестрельное ранение области правого плечевого сустава.

Николай Николаевич, а фото поручика Бубликова В.К. есть?

Его нету. Только фото его возможнего старшего брата служившего так же в Казанском полку.
В документах о ранении пишется фамилия как Бубликов, в журналах военных дествий он проходит как Бублик. Хотя достоверно известно, что речь об одном и том же человеке.
http://ria1914.info/..._Казанский_полк

Сообщение отредактировал ХасанЪ: 20 января 2019 - 11:54

Белый десант на Кубани

август 1920

 

Сборник

 

Сан-Франциско - Краснодар, 2000

 

составитель - Д.И. Степанченко

 

 

стр. 12-37

 

М.А. Россинский. Пятнадцать дней в Кубанском десанте,

август 1920. Дневник пулеметчика

 

 

30 iюля

 

Дивное, лазурное, летнее утро. Море, как зачарованное, еле всплескивает под жаркими лучами солнца и переливает то нежно-зелеными тонами легкой волны, то темной зеленью, желтизной и синевой просвечивающегося дна, то голубизной со всеми оттенками перламутра его поверхности, по которой сверкают и горят мириады ослепительных бриллиантов, являющихся отражением солнца.

Даже Керчь со своими скупыми ландшафтами – рыжими, голыми холмами и грудой каменных построек, рассыпавшихся вокруг Митридата, без всяких признаков растительности, как будто стала приятнее для глаза, окутанная вуалью утренней дымки. В крепостной миниатюрной гавани, у мола, уже второй день кипит лихорадочная работа. Люди, как муравьи, копошатся около небольшого парохода «Амвросий» и стоящей у его борта баржи «Чайка».

Груды ящиков со снарядами, патронами, консервами, огромные мотки колючей проволоки, два полевых орудия с зарядными ящиками, целая вереница тачанок, масса лошадей – все это предстоит к сегодняшнему вечеру погрузить на наши два суденышка. Шипит пар, взвизгивает лебедка, и постепенно на молу уменьшаются горы наваленного имущества, пожираемые ненасытными трюмами.

Лошади в панике ржут и мечутся, но ловкой рукой их подводят к борту, подкладывают под живот особое приспособление из брезента с четырьмя цепями по краям лебедок и пускают; опять свист пара, рокотание машины, и несчастное животное уже высоко висит в воздухе, смотрит испуганными глазами вниз и вдруг неистово задрыгает ногами, будто детская игрушка, которую дергают за ниточку; но страхи и мучения быстро оканчиваются – она стремительно опускается в трюм.

Внизу уже все заполнено окончательно, остается место еще на палубе, где и так еле пройдешь между ящиками и людьми, но на один ряд накладывается второй, третий… даже на орудия сверху что-то умещают; все выше и выше подымается уровень над палубой. Где же тут еще батальоны поместятся, куда можно будет поместить их? Кажется невозможным, но при желании возможно все, а в особенности для человека, который так быстро приспособится ко всякой обстановке. К вечеру все готово.

Из темной пасти выходящего из-под крепости тоннеля показалась длинная вереница людей, одна колонна за другой; штыки, кое-где высокие пики с флажками батальонов. Это Алексеевский полк, снявшийся со своей стоянки в крепости и направляющийся к близлежащей пристани, куда через некоторое время нашу баржу подтянул буксирный катерок. Все роты и прибывшие юнкера выстроились, образуя квадрат, с офицерским хором, священником и начальством в центре. Начался напутственный молебен перед походом неведомо куда, в какую сторону; что он сулит – успех или неудачу, кто вернется оттуда живым и здоровым и когда?

Сумерки сгущаются в природе и на душе. Как-то раньше, когда уже знали, что вот-вот нас пошлют в десант, беззаботно думалось об этом; все казалось замечательным, интересным, но только до наступления этого самого момента. Он настал, и больно сердце сжимается. Всего несколько женщин пришло провожать своих родных, и приятно последним видеть их, может быть, в последний раз, но в то же время как тяжело прощание!

У меня в это время одно желание, вылившееся в упорную мысль: увидеть своих. Молебен закончился бессодержательной речью священника, и опять, как всегда в таких случаях, горько стало и обидно: это благословение войны, зверства и убийства служителем церкви Христовой. Какой это абсурд, не вяжущийся с основными положениями христианства, выраженными Спасителем: «Люби ближнего своего, как самого себя», «Взявший в руки меч от меча да и погибнет» и многое другое.

Нельзя было представить себе, чтобы в баржу, и так перегруженную, могла поместиться хоть половина полка, а тут набился не только он целиком, но и часть военных училищ, так что трюмы, малейшие щелки и закоулки на палубе, все заполнилось народом, большинство в стоячем и висячем положении (сидеть считалось большим счастьем). Мне кажется, что тут было хуже даже, чем селедкам в бочке.

Запыхтел катер, пуская клубы дыма; пристань медленно поплыла, все дальше и дальше уменьшаясь, пока не исчезла с очертаниями крепости в темноте. Все ближе и ближе блестят, переливаясь, огни Керчи, куда нас ведут; таинственно мигают плавучие маяки; из мрака вылазят контуры мачт, труб, пристаней, силуэт какого-то огромного парохода, откуда доносятся крики, голоса, ржание коней.

Это – «Николай», который через короткое время берет на буксир катерок, последний – нашу баржу, и в таком порядке мы медленно двигаемся к Керченскому проливу. У всех настроение повышенно-напряженное; сейчас выяснится вопрос: по какому направлению пойдем, направо – в Черное море, или налево – в Азовское. Повернули налево. Безлунная темная ночь. Небо облачно. Наша флотилия бесшумно ползет вперед по гладкой поверхности воды, как пресмыкающееся. Кажется, стоишь на месте, так трудно уловить движение. Необходимо незамеченными пробраться мимо советских берегов Тамани, откуда каждую ночь пронизывают тьму голубые лучи сильных прожекторов.

На этот раз там творится что-то странное, будто за аппаратами дети, которые, балуясь, бессмысленно водят по небу то в одну, то в другую сторону, на некоторое время гасят свет, опять пускают.

Из мрака вдруг вынырнуло чудовище и поплыло мимо нашего борта; кое-где тусклые огоньки, фигуры матросов. Перекликаются. Это бывший когда-то одной из единиц нашего флота «Ростислав», броненосец, а теперь старая калоша, со взорванными котлами, попорченными машинами, служащий плавучей крепостью для защиты Керченского пролива, которую на буксире перетаскивают с места на место.

 

31 iюля

 

Открытое, беспредельное море. Сразу видно, что это другое, не родное Черное. Вода мутная, зеленая, салатного цвета и какая-то густая, противная. Солнце печет нестерпимо. Незаметно подкрадывается жажда, и тут начинаются наши мучения. На две тысячи человек воды всего небольшая бочка, и вот за драгоценной влагой потянулись очереди. Крик, ругань, беспорядок и безалаберщина. За двое суток на человека пришлось всего 1/2 кружки воды. Выпивши свою порцию, только нестерпимее делаешь свою жажду; еще хуже сохнет во рту, язык прилипает к нёбу, печет в горле, а о воде и думать противно. Многие принялись черпать и пить морскую воду, находя, что в Азовском она не такая соленая, как в Черном. Попробовал и я в конце концов и сейчас же выплюнул с омерзением, а находились такие любители, что выпивали, не моргнув глазом, целыми котелками.

Под вечер флотилия наша остановилась в открытом море, сплошь усеянном судами самых разнообразных типов: пассажирские пароходы Русского общества, катера, баржи, транспорты, буксиры, миноносцы; всего я насчитал более 30.

Мрачное небо, кое-где прерываемое кровавыми просветами заката, свинцовые тучи, рассекаемые непрерывными зарницами и фиолетовыми молниями; черная пелена ливня, спускающаяся с далеких облаков к горизонту, тяжелые волны разгулявшегося моря, отражающие все оттенки небесного свода и многочисленная флотилия вокруг, вдруг почему-то остановившаяся чего-то ожидающая. Все это представилось мне картиной из мифологии, поход аргонавтов, античных героев, титанов, когда участие в людских делах принимали сами боги, Олимпийцы.

Раздался пушечный выстрел – сигнал к военному совету на одном из кораблей, куда съехались на катере все командиры полков, начальники дивизий, и по окончании которого мы только узнали, что высадка будет завтра, на рассвете, в станице Приморско-Ахтарской, отстоящей отсюда верст на 50. Тотчас же командиры батальонов, рот и начальники команд разработали план и порядок предстоящей операции для своих частей.

Совсем стемнело, и мрачные сумерки сменила черная беспросветная ночь с ливнем, ослепительными белыми молниями, тяжелыми глухими раскатами грома. Гребни волн и бегающие кружева шипящей пены светятся зеленым фосфорическим светом на бушующей морской поверхности. Смотришь пристально, глаза хотят проникнуть и постичь тьму и начинает казаться, что это не море, а широкая беспредельная степь; воображение из облаков создает скирды сена, группы деревьев, хуторок; а от тебя начинаясь, вдаль пошла далеко, делеко проселочная дорога…

 

 

01 августа

 

Встряхнул с себя набегавшую дремоту (заснуть невозможно благодаря неудобному сидячему положению в страшной давке и нервно-возбужденному состоянию). Было уже чуть розовато перед скорым рассветом и восходом солнца. Бледное, с холодными голубыми переливами море отражает все более светлеющее небо. Вот на горизонте показались какие-то длинные лиловые очертания, так похожие на облака далекого горизонта; но это – земля Совдеповская, которая все ближе и ближе приближается к нам.

Уже видна налево острая, как стрела, тонкая коса, направо и посередине – возвышенные берега, покрытые растительностью и хатами, расположенными отдельными группами; темная масса зелени с беленькими домиками и остриями церковной колокольни. Это – станица Приморско-Ахтарская, предназначенное место высадки десанта. Все видно ясно, как на ладони, даже маленькие фигурки бегающих людей, лошадей, повозок. Заметались, тревога… Наши четыре баржи, влекомые прицепленными сбоку катерами, выстроились в один ряд и приближаются к берегу, составляя передовую наступающую цепь.

Несколько пароходов-барж с орудиями остановились позади нас и заняли позицию. Тишина прерывается орудийным выстрелом с одной из них. Характерный свист в небе, темный дымок где-то далеко у станицы, тупой звук разрыва. Второй, третий… И канонада началась шрапнелью и гранатами по ближайшей от нас группе строений, станичному вокзалу и другим пунктам. Две первые баржи, дойдя до мели, стали, и кубанцы начали поспешно спускаться верхом по доскам в довольно глубокую воду и быстро направляться к косе, где уже видны добравшиеся туда и выстраивающиеся всадники.

Но тут из-за ближайшего бугра поднялась сильная ружейная стрельба. Казаки спешились и быстро, перебежками, помчались к холму. С наших катеров затрещали злобно, мелкой дрожью, пулеметы, и по гладкой, как зеркало, воде побежали дорожки брызг и пены от ложащихся пуль.

Артиллерия направила огонь на валообразную возвышенность, где засел и отстреливался советский гарнизон. Один за другим ложатся снаряды в этой площади, подымая вверх черные столбы дыма, комьев земли, разворачивающихся в пальмообразную шапку и падающих вниз. Очень скоро цель достигнута: из-за холма видно полное смятение, люди бегут, садятся на подводы, лошади мчатся… Огонь прекращается.

Везде по только что обстрелянным местам рыщут кубанцы конные и пешие; баржи их уже опустели. Да и с нашей идет поспешная выгрузка. Спущены сходни, и люди входят по пояс в воду, кто сняв штаны, кто только закатав брюки, другие совсем нагишом, а некоторые в полном обмундировании. Ну, слава Богу, отлегло у меня от сердца: первого боевого крещения еще нет, под градом пуль по пояс в воде с пулеметами на плечах, пробиваясь к берегу, как предполагалось, и можно без спешки двигаться к косе, раздевшись догола и нагрузившись пулеметными лентами.

Через несколько минут я уже на берегу со многими другими. Одеваюсь. Живописная картина: везде в воде, как муравьи, кишат фигурки двигающихся людей, расползающихся из своих муравейников – барж, вдали все море усеяно кораблями, а тут торопят вовсю: оделись, выстраиваемся по ротам и трогаемся по косе к группе хат и деревьев, где потом, как звери, набрасываемся после двухдневной жажды и выпиваем кажется два колодца.

Наш 2-й батальон разбивается на роты, и каждая гуськом двигается по разным направлениям в обход Ахтарской с левого фланга. Мне казалось сперва даже приятным катить своего «Максима» по твердой почве, но тут пришлось довольно туго по мягкому, кочковатому грунту недавно скошенных полей. Пот льется градом, руки онемели, проклинаешь все на свет, пока приходит избавление: офицер команды нашел у скирды подводу с оторопевшей бабой, куда водружаются пулеметы, патроны, и мы бодро идем за ней, все забегая то баштаны за арбузами, то в лачуги у стогов соломы и выпивая там на лету молоко из кувшинов; надо галопом мчаться вдогонку за подводой, которая уже далеко.

Масса зелени садов и хаты Ахтарской остаются вправо, а мы пересекаем полотно железной дороги у будки, где узнаем от жителей, что недавно последний состав с большевиками ушел по направлению к Ольгинской. О предполагавшемся десанте, даже численности кораблей и всех подробностях давно знали и говорили здесь, но место высадки осталось тайной.

Гарнизон здешний состоял всего примерно из 75 человек, из которых 10-15 убиты и ранеными нашими снарядами. Делаем маленький привал, закусываем и трогаемся опять по проселочной дороге параллельно полотну.

Совсем темно. Предметы приняли таинственные облики; странные звуки прорываются в тишине, звуки заснувшей степи и легкий шум от двигающихся подвод, людей… Налево, наверху, по рельсам длинной цепью гуськом растянулись роты; впереди чернеет плотная фигура командира полковника Логвинова и солдата с большим флагом 2-го батальона. Путь предстоит еще далекий, полный неизвестности, по направлению к станице Ольгинской.

Глубокой ночью, измученные усталостью и переживаниями дня, мы добираемся до маленького хутора, около будки полустанка. Черная темень и кое-где яркие огни, освещающие дрожащим кровавым пламенем заборы и хаты. Злой, глухой лай собак.

Нас помещают в какой-то двор; хозяева (одни бабы, девчата и дети) спят на дворе в одной постели. Мы разлеглись на соломе под лошадьми и подводами. Вся картина почему-то напоминает описание ночевки трех бурсаков у ведьмы и «Вие» Гоголя. Недолго, однако, пришлось быть в забытье крепкого сна усталости – четверть, может быть, полчаса, не больше.

Начальник команды капитан Богданов и младшие офицеры поспешно будят. Дело плохо: от разведчиков получены сведения, что мы окружены дикой дивизией. Среди полной темноты, еще не отогнав сон, галопом вылетаем со двора. Остановились недалеко и заняли позицию на самом полотне у будки, где водрузили пулемет № 1, на котором я являюсь вторым номером. Никак не можешь ориентироваться во тьме, будто во время спанья все предметы и направления перемешались в голове; где наши, где приближающийся враг – сам черт не разберет.

Слышится шепот голосов, шуршание ног, в поле – голоса, отдающие приказания, и вдруг вдали тишину прервала резкая дробь пулемета… Настроение препаршивое, так что даже легкая дрожь появилась в теле (которую автор, конечно, приписывает ночному холоду, а он был только в одной полотняной гимнастерке). Затихло. Из темной неопределенной массы там, напротив, иногда выделяются фигуры людей приближающихся; хватаемся за пулемет, все наготове, оклик: «Кто идет, какой части?» Оказывается наши одиночные, отставшие казаки или разведчики.

Несмотря на всякие ощущения и настроения, усталость взяла свое, и я заснул прямо на песке, между рельсами. Проснулся озябший и отсыревший до косточки, зубы стучат и дрожишь, как в лихорадке.

Уже чуть брезжил рассвет. Сбоку на полотне послышались шум, крики, кто-то бежит. Рассеивающуюся темноту прорезал голубоватый огонек и, как удар огромного бича, резко раскатился винтовочный выстрел. Произошел такой инцидент: два офицера, бродя в потемках по рельсам, натолкнулись на двух всадников, при оклике оказавшихся советской части.

Одного из товарищей офицер стянул с лошади за шиворот, но тот решил биться «до последней капли крови» с противником, не имевшим оружия, погнался за ним и наверняка зарубил бы, если бы в этот момент другой офицер не пустил пули в грудь советскому кавалеристу.

Темная масса против нас оказалась хутором, где мы так неудачно ночевали, а воображение представляло его в совершенно противоположной стороне. Все страхи о нашем окружении тоже рассеялись. Мы опять въехали в тот же двор и расположились всей командой на несколько дней.

 

2, 3 и 4 августа

 

Дни приятного времяпрепровождения, отдыха, ничегонеделания, предаваясь всяческим яствам, после крымской голодовки, черного хлеба с соломой, супов из сушеных бычков и всякой дряни, так что скоро от обжорства желудок забастовал и начал кровавую революцию.

Обилие молока по 50 р. за кувшин, сливочное масло по 400 р. фунт, белоснежный хлеб 200 р. (10 фунтов), курица 100 р. – все это охотно продают наши хозяева: старая бабка, ее замужняя дочь и целая куча писклявой детворы. Кроме того, красных, будто сахаром обсыпанных арбузов, ароматных дынь бери, сколько душе угодно, рядом на баштане, - лакомство непозволимое в Крыму, где такая штука пахла несколькими тысячами.

Однако скоро наши части совсем объели небольшой хуторок и достать что-нибудь «пошамать» (как у нас говорилось) стало трудно. Я отправился с двумя солдатами по окрестности в поисках продуктов. Зашли верст за пять, т.к. почти во всех встречных экономиях уже стояли казаки и хорошо все очистили.

В конце путешествия у нас в мешке оказалось только два хлеба, десятка два яиц, несколько арбузов, чеснок, но и то слава Богу. Близость неприятеля давала о себе знать. Частый обстрел хуторка с бронепоезда, видимого простым глазом; пролетающие иногда аэропланы с пятиконечной звездой; какие-то рыщущие всадники по горизонту; отдаленная пулеметная и ружейная трескотня там, где наступал 3-й Гренадерский батальон нашего полка, что окончилось для него кровавой баней, из которой в живых осталось только 20 человек из 225. Гренадеры зашли вглубь и, натолкнувшись на цепи противника, завели перестрелку; штаб находился в хуторе, поблизости.

Совершенно неожиданно с тылу и флангов очутилась большевистская конница, произведшая такую панику и смятение, что ей удалось в несколько минут зарубить большинство; человек 80 недорубленных взяли в плен; командир батальона с несколькими офицерами были зверски убиты в самом хуторе, только некоторые единицы каким-то чудом спаслись. 1-й батальон тотчас же пошел к месту несчастья и отогнал товарищей.

К нам привезли изуродованные трупы командира гренадеров и его адъютанта. Мороз по коже пробегает: что может быть ужаснее такой смерти.

 

5 августа

 

Рано утром, еще до восхода солнца, мы тронулись дальше. Длинная, змеей растянувшаяся вереница подвод, двигающихся вдоль железно дороги. По пути попадаются интересные трофеи, брошенные поспешно «драпанувшими» большевиками, по пятам преследуемыми нашей кавалерией. Вот бронепоезд «III Интернационал», обстреливавший наш хуторок еще вчера; смертельно раненный паровоз с потеками и лужами крови – черной нефти из развороченных внутренностей удачно попавшим снарядом.

Поодаль валяются в разных местах страшные голые трупы зарубленных товарищей, наверно, из команды поезда. Волосы какого-то неестественного цвета от пыли, выпученные глаза с застывшим выражением ужаса, черные сабельные раны. Все чаще попадаются трупы лошадей со вздувшимися животами и взрытой вокруг землей (видно, бились в предсмертных судорогах); трактор с тяжелым орудием, автомобили-грузовики, подводы со снарядами – признаки недавнего бегства.

Уже стемнело, и мы должны были заночевать в какой-то станице, куда отправилась наша разведка и должна была дать сигнал в случае безопасности. Скоро из темной массы деревьев поднялась, разрезала небо огненной полосой и разорвалась в вышине ракета. Значит, все спокойно, и мы через некоторое время вступаем в станицу.

Мрачная, жуткая тишина, темень, ни души. Громадная пустая площадь с высокой церковью, наглухо закрытые домики, потонувшие в гуще садов. Наша команда располагается прямо на широченной улице под забором. Люди вповалку спят, укутавшись в шинели на земле, а мне, несчастному, не приходится такого удовольствия: поставлен на часы у пулемета и должен окликать проходящие изредка фигуры людей или возниц с подводами. Сплю стоя, облокотившись к пулемету, клюю носом, стукаюсь головой и прихожу опять в себя. Четыре долгих часа какого-то отупленного состояния в полузабытье, наконец, прошли. Валюсь под забором, и крепкий сон усталости тотчас же одолевает.

 

6 августа

 

Ранним утром все проснулось, и накануне будто вымершая станица (Новоджерелиевская) ожила: появились жители, почти исключительно бабы. Не успели мы зажарить только что зарезанных кур, поесть яичницы, как приказ: немедленно продвигаться дальше.

За станицей натолкнулись на ужасную картину: около 80 трупов зверски замученных офицеров 3-го батальона, взятых в плен; большинство, судя по перевязкам, были раненые, недорубленные. Прошли мимо вокзала станицы Ольгинской и двигаемся по полям. Несколько раз нас обстреливает бронепоезд, рвутся гранаты, шипит шрапнель. Вся масса подвод останавливается где-нибудь в прикрытии, пехота идет вперед цепями, четыре пулемета нашей команды – на подводах сзади, в отдалении одна от другой. Вылетают батареи, некоторое время устанавливаются и открывают огонь. Уже долго мы лежим на душистой траве; пулеметы и лошади за скирдами. Далеко впереди доносится, как рокот бушующего моря, сливающаяся в одно целое трескотня десятков «Луесов» наших наступающих рот.

Все более учащается свист снарядов, рвущихся поблизости, и вздымающих черную землю. Довольно низко, как гигантский шмель, жужжит пропеллер, «конечно», своего аэроплана. Но он на секунду замедляет ход, пускает голубоватый дымок, слышится свист падающего с высоты тела, и с оглушительным треском разрывается бомба. Никаких результатов – полетел дальше.

Пробираемся опять вперед по камышам, буграм, рытвинам и доходим до какой-то речонки, на покатом берегу которой, прямо на баштане, ложимся под редким обстрелом картечью. Картечины булькают по воде… Рев пулеметов все удаляется и вдруг замолкает. Прекращается и орудийная стрельба.

Взбираемся на высокий бугор, за которым расстилается равнина, а верстах в пяти – длинная полоса зелени, дома, церкви, трубы. Это – станица Тимашевская, узловая станция на Екатеринодар – Ейск – Новороссийск, конечная цель «первых действий» после высадки, которая так легко досталась, хотя все уверены были, что именно туту будет наибольшее сопротивление.

Мы в 56-ти верстах от Екатеринодара! Часам к шести вечера масса пехоты, кавалерии, артиллерии, бронеавтомобили черным, кишащим муравейником покрыли окраины станицы. Я помчался с другими по пустынным улицам в поисках съестного. Натолкнулись на какую-то бабку, которая затащила меня к себе и накормила дивным постным борщом с пирогами (по случаю Спаса дня) на лету, и бежать вдогонку, т.к. войска уже входили в станицу и занимали квартиры. Нам достались зажиточны и очень несимпатичные хозяева, занимавшие хороший дом среди большого двора. Напротив – маленький дом, обитаемый переселенцами из Совдепии, типичными мужиками-кацапами со своеобразным говором. Разместились все на ночь, устроив удобные ложа под громадными скирдами соломы во дворе около фруктового сада.

 

7 августа

 

С утра был назначен с четырьмя другими солдатами в суточный наряд на сторожевой пост у пулемета охранять железнодорожный мост через маленькую речонку. До вечера проводили время в ничегонеделании. С аппетитом уплетали принесенный жирный борщ, кислое молоко, дыни.

Мост высокий, железный, красного цвета; один конец его осел, переплеты разворочены; сооружен новый высокий устой из шпал, вместо прежнего каменного, который был взорван добровольцами в марте 1920 г. Внизу тихая вода, заросли камыша, где бродят длинноногие цапли в поисках лягушек; налево еще два моста, водяная мельница, масса деревьев; кругом баштаны, огороды, поля; впереди, куда направлен пулемет, рельсы бегут на юг, в Новороссийск.

Ночью пришлось два раза стоять на часах с винтовкой за мостом в этом направлении, остальное время спал на песке у рельсов.

 

8 августа

 

Пригнали около 3000 пленных, захваченных ген. Бабиевым под ст. Брюховецкой. Все – мальчишки 17-19 лет с Урала; низкорослые, бледные, одетые самым жалким образом в штаны и рубахи, сшитые из тряпок и мешков, со странным кацапским говором, так резко отличающихся от наших солдат: высоких, здоровых, загорелых, в солидном обмундировании.

Пленные уже зачислены по ротам и командам (нам достается пополнение в 30 чел.), они спешно рисуют чернильным карандашом кокарды на фуражках и погоны на гимнастерках. Скоро их усадили кружком в саду у пулемета, и начальник команды ведет обучение об этом оружии, автоматически выпускающем до 500 пуль в минуту, состоящем из установки, короба, кожуха и т.д. Мы считаемся уже старыми солдатами, эту премудрость нам долбили целый месяц, и можем отдыхать.

Вечером тревога: где-то поблизости показалась конница. Подымается суматоха во дворах, выстраиваются роты, мчатся казаки, медленно, но уверенно двигается бронеавтомобиль. Меня с несколькими другими вернули назад за станицей, как лишний балласт на пулеметной подводе, что нас, должен признаться, не обидело, а, наоборот, порадовало. Скоро возвратились и остальные, т.к. ничего существенного не оказалось.

 

9 августа

 

Всеобщее бодрое настроение благодаря такому легкому продвижению вглубь и предполагавшемуся триумфальному шествию на Екатеринодар, понимается, когда мы узнаем, что пойдем назад. Кажется, нас перебросят «по стратегическим соображениям» на Тамань. Знаем мы скрытый смысл, так сказать, истину этих соображений! Еще до полудня все пространство за станицей, у дороги, по которой мы три дня тому назад входили, сплошь покрыто тысячами людей, подвод, лошадей, и вся эта масса трогается и тянется бесконечной лентой вдоль железной дороги по направлению к стан. Роговской, куда собираемся под вечер. От станции еще версты полторы к самой станице мимо многочисленных амбаров, сараев, ссыпок для зерна. Солнце посылает последние золотые лучи, освещающие кубанцев, переходящих по узенькой дамбе через речонку авангардом. Дальше тянутся другие части, обозы, артиллерия; все сбилось на узкой насыпи и медленно ползет вперед, подымая облака густой пыли, которая кажется благодаря закату прямо золотой, переходящей потом в тона красной меди и, наконец, совсем блекнет.

Команда занимает большой двор на откосе у реки, и все бегут к воде поскорее помыться, чтобы успеть перед сном позаботиться о приготовлении хорошего ужина. Недолго пришлось спать под скирдами соломы: около часу ночи все были моментально подняты и быстро вылетели из станицы через дамбу к станции.

Потом узнали, что большие силы красных подошли к Роговской, кольцо окружения уже смыкалось, и только благодаря случайно перехваченному приказу мы выскользнули из западни. Кубанцы столкнулись в окраинах станицы с наступающими цепями противника; многих изрубили. Часа два стояли у станции в полной темноте и неизвестности.

Я опять на часах. Вот-вот засну стоя, после сильного утомления и стольких ночей недосыпания. Снимаемся и быстро едем, порою мчимся, потеряв из виду наши три других пулемета, и стараемся все время не отставать от впереди двигающейся артиллерии.

Мрак немного проясняется, но это не признаки приближающейся зари, а зарево, исходящее, как скоро увидели, от пылающего грузовика-автомобиля, вероятно, с запасом бензина. Светает, и наступает первый день безостановочных продвижений по полям во всех направлениях, имея незримого противника со всех сторон.

 

10 августа

 

Опять наши подводы позади, медленно плетутся по равнинам, балкам и холмам. Ясно видно, как впереди наступают несколько длинно растянувшихся цепей пехоты, выстукивают пулеметы, одиночная и залпами винтовочная стрельба, а сверху все чаще и чаще шипит злобная шрапнель, но с весьма неудачными результатами. Наши батареи тут где-то близко, под возвышенностью, работают вовсю, потом снимаются с места и, с общим движением, переходят вперед на версту, две, откуда раздается их стрельба. Налево из подсолнухов стукнуло несколько выстрелов, и близко, будто у самого уха, с характерным звуком просвистели пули.

Мы галопом погнали лошадей к этому месту с целью развернуться и открыть огонь, стрельба участилась; вокруг пляшут столбики вздымаемой пыли от шлепающих пуль. Одна, наконец, плюхнулась около меня во что-то мягкое: ранила нашу лошадь в грудь около ноги, которую тотчас же отвели в тыл, заменив резервной.

Вся равнина кругом до далекого горизонта представляет из себя картину беспорядочного боя во многих местах, с разными группами противника и на много фронтов во всех направлениях. С одной стороны идет цепями пехота, с другой – завязалась кавалерийская атака и кубанцы зарубили до 500 человек. Там бьет артиллерия из-за скирд по неприятельским батареям. Здесь наша пулеметная тачанка во главе с начальником команды помчалась вдогонку за рыскавшей неподалеку такой же большевистской.

Пехотные цепи и мы с ними постоянно меняем направление, бродя по баштанам, кукурузе, подсолнухам, скошенным полям. Получается нечто вроде игры в ловитки в большом масштабе.

К полудню отдыхаем под гигантскими скирдами у хутора, закусываем и опять дальше, т.к. обстановка развертывается в более определенную картину боя. Впереди одна за другой по равнине далеко растянулись четыре цепи и под сильным пулеметным и ружейным огнем наступают. Наши две подводы рыскают перед самым носом большевиков. Разворачиваются к ним задом, открывают огонь, потом опять несутся на другое место. Я разъезжаю недалеко за ними на другой подводе с двумя солдатами, и заняты мы поспешной набивкой стреляных гильз.

Наконец, на горизонте показалась быстро мчащаяся кавалерия в «лаве»; это кубанцы ударили на товарищей с тыла и флангов, наверное, сейчас уже идет рубка вовсю и бегство, т.к. стрельба сразу прекращается. Все меняем направление, где представляется зрелище только что закончившегося боя, который вел 1-й батальон, наступавший на большой хутор и взявший уже его. Благодаря ли снаряду, или умышленно подожженный он пылает; гигантское море пламени и черные клубы дыма от горящей соломы, домов, амбаров вздымаются к вечернему небу.

Товарищи разметались… Многие удирают одиночным порядком куда попало. Двух, совсем еще мальчишек, красноармейцев только что поймали калмыки. Несчастные бросили винтовки и напрасно молят о пощаде: резко щелкают выстрелы, и они уже валяются, распластавшись, остывающими трупами. Где тут возиться еще с пленными!

С заходом солнца суматоха дня, беспорядочные наступления и отходы, стрельба затихли. Все обозы, пулеметные тачанки вперемежку с колоннами пехоты мирно и тихо потянулись по длинной дороге на отдых – ночевку в стан. Бриньковскую, видную верстах в 3-х.

Смеркалось… Я, свесив ноги с подводы, без фуражки, чем-то закусывал, болтая со своими сотоварищами и сестрой-первопоходницей, много на своем веку видавшей видов. Тут произошло то, чего мало кто мог ожидать, а тем более мы – новички. Среди мирного шума катящихся колес, идущих людей, лошадей, тихих звуков сумерек воздух сразу разорвался оглушительным ревом: зловещим треском штук десяти пулеметов, слившихся в одно целое. И пошел ливень пуль со всех сторон, свистящих, шлепающихся, вздымающих землю кругом.

Первая мысль, что мы безвозвратно погибли, так глупо нарвались на засаду, идя в станицу и не думая, кто там. Нас выждали, укрывшись в придорожных подсолнухах и допустив шагов на 300, по команде: «Огонь!» все одновременно нажали пуговки спусковых механизмов своих пулеметов. Затем наступила секунда-две отупения. Мозг перестал работать, на его место выступили инстинкт животного страха смерти и чувство самосохранения. Последнее помню: кашу перемешавшихся повозок, людей, подымающихся на дыбы лошадей.

Я соскользнул с подводы и, по примеру других, устремился в густые подсолнухи. Бросился бежать назад, спотыкаясь о кочки и пеньки, падая и не соображая, что здесь нет укрытия от пуль, которые тысячами свистели мимо ушей, ковыряли землю и ливнем поливали все пространство.

Ясно помню мысли, вихрем промчавшиеся в сознании: «Ну, вот-вот сейчас эта или следующая пронзит мою голову или сердце, в лучшем случае, т.к. быть раненым и брошенным тут на докалывание большевикам – еще хуже. И так глупо погибнуть, за что?..» Среди серо-желтого полумрака я мельком увидел растянувшуюся фигуру убитого, спасавшегося бегством, как и я. Чувствовалось всеми фибрами души и тела, что она, эта таинственная, страшная смерть, витает так близко около меня, обдает ледяным дыханием…

Я выбежал на прогалину и услышал окрик: «Ложись!», приправленный крепким словцом. Тотчас же распластался в канаве, где лежало несколько солдат. Носом готов был зарыться в щемлю, чтобы укрыть голову от бешеных пуль. Почувствовал сильный удар, будто палкой по правой руке. Ранен! Но пробую локоть, и дело ограничивается порванным рукавом гимнастерки и хорошей ссадиной от скользнувшей пули. Огонь пулеметов ослабевает…

Встаю и подаюсь опять назад, хватая по пути окровавленную винтовку с одной обоймой, чтобы иметь хоть какое-нибудь оружие в руках и не быть доколотым большевиками, как ягненок. Но скоро в ней уже нет особой необходимости, т.к. наши пришли в себя. Командиры сзывают и выстраивают разбежавшиеся роты, подводы отошли назад, все вышли из зоны обстрела, и, удивительно, с небольшими потерями.

Совсем стемнело. Большевики тут верно будут нас преследовать с целью обойти, окружить, уничтожить. Для обеспечения планомерного отхода две наши подводы останавливаются посредине дороги, а пехота и обозы уходят все дальше и дальше.

Жуткая, напряженная тишина. Мы одни… Ухо ловит малейшие звуки и шорохи ночи, чтобы при появлении неприятеля из мглы встретить его пулеметами. Согласно донесению, снимаемся с места и нагоняем далеко ушедшие части. Так повторяется несколько раз, пока опасности не предвидится и можно трогаться в общей массе.

Долго ползут подводы в темноте… Наш возница, дед, рассказывает свои ужасы о только что пережитом, что лошадь его убили, сыновей, кажется, тоже… Добираемся часа в 2 ночи до хибарки в степи, у стогов хлеба, колодца, среди баштанов и огородов. Здесь располагаются на ночевку: кормят, поят коней, а люди спят вповалку на земле, подостлав соломы и кутаясь в шинели от сырости и холода.

 

11 августа

 

Часов в 10 утра, после отдыха, трогаемся и вступаем в Ольгинскую, громадную станицу, далеко раскинувшуюся среди густых садов, своими широченными улицами, площадями, церквами, хатами, кирпичными казенными домами, мельницами… Занимаем большой двор зажиточной старой казачки, и начинается варка борща, зажаривание кур, доставание молока и всяких других вкусных продуктов. Захожу к хозяйке с просьбой сшить мне погоны из обрезков синего сукна, так как видел у нее в доме две швейные машины. Но, к удивлению, она не умеет обращаться с ними, и приходится прибегнуть к иголкам.

Низкая чистая комната, загроможденная всякими сундуками, комодами, широкой деревянной постелью, массой дребедени; стены сплошь увешаны разными карточками, олеографиями, бумажными цветами. В углу теплится лампада у многочисленных икон. Мирно, уютно, хорошо. Так хотелось бы подольше остаться здесь, но опять, как всегда, поздно ночью нас подымают, и все обозы с частями, запрудив широкие улицы, ползут к окраине станицы.

Я – на подводе с патронами около часа путаюсь среди других телег, т.к. одни двигаются в одну, другие в противоположную сторону, часто цепляются колесами, получается пробка; ругань, крики, пока распутаются.

Ранний месяц давно уже зашел, и очень темно. Мой возница, калмык (Пурпур-Меджид Чалдыев), никак не может сообразить и понять указаний, чтобы, наконец, выбраться из этой путаницы и нагнать команду, что в конце концов нам удается.

Только к рассвету добрались к окраине Ольгинской, и наши обозы с резервными людьми, в числе которых был и я, остановились на улице под заборами, а пулеметы выехали в поле, где сгруппировалось много войск, начавших бой с сильными цепями противника, окопавшимся поперек прямой дороги на Бриньковскую, расположенную от нас верстах в семи.

 

12 августа

 

Мы стоим здесь с рассвета часов до двух дня. Доносится стихийное рокотание пулеметов, винтовок, гул орудий, постепенно удаляющийся, т.к. наши с трудом, но все-таки гонят большевистские цепи. Те планомерно отходят, залегают, окапываются, отстреливаются, но скоро опять отступают и в конце концов, обойденные и преследуемые кавалерией, бегут в Бриньковскую, где тоже не могут задержаться.

Неожиданно галопом промчалась подвода с офицером команды и несколькими пулеметчиками, чтобы немедленно прислали пополнение, т.к. из наших пятнадцати человек во время боя три убито, шесть-семь – тяжело и легкораненых. Сейчас же трогаются во всю прыть две подводы, людей по восемь на каждой.

Мы быстро выезжаем из станицы. Кругом за последними домами изрытой равностоящими друг от друга ямами с бугорками черной земли впереди, для укрытия лежащего человека; это – первая линия, откуда недавно выбили большевиков.

Дальше дорога пересекается постоянно такими же линиями окопчиков, 2-й, 3-й и т.д. – до 20-ти и более оборонительных полос, где все время задерживался отходящий противник.

Перед глазами развертывается с быстротой кинематографа жуткая картина поля только что закончившейся битвы. Масса лошадей, убитых и недобитых, с развороченными внутренностями, бессильно бьющихся на земле в агонии или бродящих с кровавыми ранами и такими грустными глазами.

Еще больше людей, преимущественно большевиков, разметавшись по дороге, у скирд и в подсолнухах в самых разнообразных позах. Вот один из них в луже крови, у груды патронов в окопчике. Винтовка его смотрит в сторону белогвардейцев, но он никогда уже не будет целиться. На месте головы у него бесформенная красная масса. Здесь лежит в дорожной пыли другой, с оторванной ногой. К нему подскакивает казак, сдирает сапог. Тот, казавшийся убитым, вдруг беспомощно задрыгал ногой.

Везде валяются патроны, ящики, подсумки, винтовки, разбитые повозки. Специфический запах свежего мяса, крови, как на бойне после работы мясника, который доминирует и доводит до тошноты.

В предместьях Бриньковской – толпы пленных. На пустынных улицах попадаются баррикады из школьных парт, мебели, бричек. Дома с закрытыми ставнями, отбитой пулями штукатуркой – вымерли, ни одного жителя…

На большой церковной площади мы присоединяемся к тачанкам команды и тотчас же заворачиваем в первый попавшийся двор, чтобы там разобрать, почистить два захваченных пулемета, установить их на подводах, назначить людей на каждый и мчаться дальше. Начальник приказал мне, никогда не державшему вожжей в руках, быть ездовым. Но при первом же опыте в этом амплуа подвода цепляется за ворота колесом, и меня отставляют, назначив вторым номером на «Максим», сегодняшний большевистский трофей, который без щита и не внушает особого доверия.

Вылетаем за станицу мимо громыхающей батареи, так что лошади шарахаются и несутся дальше, туда, где слышится гул продолжающегося боя. Настроение – самое паршивое: после всех недавно виденных картин поля битвы мы знаем, какая участь ждет нас. Все притихли, и только один Гришка, хулиган-рыбак из Еникале, продолжает шутить и все обращать в смешную сторону, но неудачно.

Остановились гуськом под заборами большого хутора на улице, запруженной тачанками, лошадьми и ротами второго батальона в ожидании с минуты на минуту быть двинутыми в бой.

Что осталось от батальона, жутко смотреть! Старых, прибывших из Крыма, почти не видно, большинство – низкорослые пленные, влившиеся в полк четыре дня тому назад, да и то от 150 человек средним числом в каждой роте осталось по 40 – 60. Адъютант командира батальона убит, много знакомых солдат и офицеров – тоже. Дивного коня полк. Логинова, на котором он любил гарцевать, уже нет.

Все понурые разлеглись у хат под плетнями, молча прислушиваясь к приближающемуся свисту все время посылаемых нам снарядов, которые рвутся близко в садах, а большинство зарывается в землю без всяких результатов. Особенно сильно обстреливается стадо на полянке, может быть, принятое за батарею. Коровы с удивлением оглядываются на вздымаемую черную землю и продолжают мирно пощипывать траву.

На душе тяжелый гнет мрачных предчувствий чего-то страшного, что должно вот-вот свершиться. Ясно сознаешь, что попал в замкнутый круг, из которого нет человеческой возможности вырваться, что почему-то именно сегодня будешь убит или смертельно ранен.

А там, в Крыму, течет мирная жизнь… Если бы вдруг, по чудодейственной силе перенестись сейчас домой… Что делается там в этот момент, что думают, чувствуют ли? Лучше скорее настала бы эта минута вступления в бой, ожидание становится невыносимым!.. Нет, пусть она хоть немного будет отсрочена!.. Так хочется жить!

С улицы, попавшей под обстрел, мы выезжаем в соседний двор, чтобы не быть ясно видимой целью для артиллеристов-наблюдателей. Телеги располагаются среди густой зеленой травы у амбаров, а мы заходим в хату, озираясь по всем углам, не запрятался ли кто-нибудь, т.к. единственный хозяин не внушает доверия. И здесь, как везде раньше, бросалось в глаза то, что из домов жители разбежались «по степу», остались только старики, иногда даже никого.

Мы поели огурцов и дынь, все, что нашли в хате, и в напряженном состоянии духа ждем, что дальше будет. Солнце зашло за гладкую зеркальную поверхность лимана, поросшего камышом у низкого берега, шагах в 30 от нас. На горизонте длинные остроконечные косы полиловели. В конце концов, когда уже совсем стемнело и все предметы получили свою таинственную голубовато-зеленоватую окраску от взошедшей луны, нам приказали выезжать на ночевку назад, в Бриньковскую. От сердца отлегло: значит сегодня мы еще живем!

Опять большой двор, стоги соломы, несколько хат и сараев, кругом бесконечные зачарованные луной сады, деревья, бросающие бархатно-черные тени, ложащиеся на землю замысловатыми пятнами и переплетениями.

Бывал я в украинских деревнях, видел села Великороссии, Польши, но кубанские станицы во многом отличаются от них, имеют своеобразную красоту. Все здесь выкроено по гораздо большему масштабу: улицы раза в три шире наших обыкновенных городских; площади с высокими церквами, окруженные двухэтажными кирпичными зданиями, - необъятны; каждый двор с несколькими домами и амбарами, колодцами, садом, сельскохозяйственными машинами представляет из себя целую экономию. От всего веет богатством, обилием, зажиточностью.

Ни одной, кажется, ночи не было, чтобы удалось поспать как следует; так и теперь нас неожиданно будят часа в два, впрягают лошадей, и опять с потоком обозов покидаем Бриньковскую и двигаемся по степям. Обгоняют и проносятся мимо одни ща другими кубанские полки, то астраханские (сплошь калмыки), то артиллерия.

От бессонницы и переутомления все это кажется не реальными картинами, а сном во мгле, вздыммемой копытами пыли и туманной дымке от ночной сырости. Несмотря на постоянные толчки и быструю езду дремлешь сидя, свесив ноги; клюешь носом и опять очнешься. Так я пришел в себя, когда мы ползли по темным улицам какой-то станицы. Это была Ольгинская, из которой мы выехали только утром прошедшего дня. А по нашим пятам в нее вошли большевики и чуть не захватили все обозы.

В общем игра в ловитки продолжается: товарищи гоняются за нами, мы преследуем их, и каждую минуту можно попасть нежданно-негаданно в щупальца «Российской Социалистической Федеративной Советской Республики» и тогда действительно будет: «Режь публику!»

На этот раз прошли без всяких остановок всю Ольгинскую, добрались и перешли полотно железной дороги, держа путь по полям. Начало светать.

 

13 августа

«Это будет последний и решительный бой»

 

Из далекой, густой желто-лиловой мглы горизонта все время вспыхивают молниевидные зловещие огоньки орудий нескольких бронепоездов, которые усиленно занялись посыпанием нашей движущейся колонны гранатами, шрапнелью и то и дело меняют позиции. Цель для них – идеальная. Не знаю нарочно или случайно, мы идем в общей сплошной массе, разлившейся широкой черной лавой далеко по степи. Тут все и всё перемешалось вместе: полки пехоты, кавалерии, бесконечные обозы, артиллерия, даже брички с женщинами и детьми.

Картина, напоминающая толпу и сутолоку огромной ярморочной площади в праздничный день, где яблоку негде упасть. Может быть, приказано было так двигаться, иначе нельзя было, во всяком случае не нам знать это, - пешкам, рядовым пулеметной команды 2-го батальона Алексеевского полка!

А снарядики в изобилии летят сюда! Большинство, к счастью, давая перелет или недолет. Но нет-нет да и разорвется один-другой, уничтожая людей, лошадей, подводы; или злобно фыркнет и зашипит совсем низко шрапнель, застучит по земле град картечин и послышаться крики и стоны тех несчастных, кто подвернулся под это место.

Странно, что никакой паники не замечается. Все спокойно идут, постоянно меняя направление. Видно, мы вошли в более близкое соприкосновение с противником, т.к. в воздухе послышался тонкий свист массы летящих пуль, по земле запрыгала пыль…

Рокотали пулеметы… Тотчас же, как по мановению волшебной палочки, в этом перемежавшемся стаде произошла необходимая перетасовка: обозы очутились где-то сзади в прикрытии скирд и возвышенностей, артиллерия заняла позиции, казаки мчатся уже далеко по полям в обход, пехота растянулась в несколько цепей и пошла.

Но это не было наступление, а – отход к морю, - начало конца похода на Кубань 1920 года, десанта, продолжавшегося всего 2 недели и несколько дней.

Нашим двум пулеметам выпала роль прикрывать отступление 2-го батальона. Подводы то и дело останавливаются недалеко одна от другой, открывается огонь по кукурузе и подсолнухам, откуда потрескивают пулеметы, щедро посыпая нас пулями.

Я усиленно поправляю быстро ползущую в приемник ленту, выравниваю патроны, полулежа на дрогах и зарывшись головой в металлические ящики. Закрывающего щита нет, пулемет работает отвратительно, все время задержки из-за поперечного разрыва гильзы.

В конце концов, спускаемся в большую лощину, Арбузову Балку, и часа на два останавливаемся с другими боевыми тачанками под прикрытием возвышенности. Пули дают перелеты саженях в 5-ти от нас. Не обращаем внимания. Однако одна из них ранит в ногу командира полка полк. Бузуна, сидящего со штабом на линейке.

Видно, товарищи придвинулись уже близко. Вылетаем из балки на бугорок, разворачиваемся и стреляем по высоким скирдам шагах в тысячи; на их верхушках копошатся черные фигурки наблюдателей. Вот правее на дороге показались три всадника, вероятно, конная разведка.

Прицел 12, секунд 5 мушка наводится под прорез прицела, выпускается очередь.., один из большевиков перекувыркивается с лошади, остальные тотчас же скрываются.

Спешим отходить к холму с большими стогами соломы, домами, сараями, по гладкой равнинке, покрытой сухим илом. Столбики пыли пляшут кругом. Пешие кубанцы отходят, через несколько шагов останавливаются и отстреливаются.

Скоро наши пулеметы трещат уже из-за стен сарая наверху; минут пять. И отступление продолжается с бугра на широкую равнину к хутору Кирпили, виднеющемуся у горизонта. Роты залегли поперек дороги. Командует полк. Логвинов, во весь рост стоя за цепью: «Рот-ааа… пли!» Залп. Потом второй, третий… «Встать!» и опять назад.

Наконец, мы отъехали далеко и стали у дороги, а пулеметы поручика Дараганова – напротив. Гремят неприятельские пушки, и снаряды рвутся по полю там, где виднеются массы обозов и кавалерии, входящие в Кирпили, синеющие среди маленьких озер, ослепительно блестящих на солнце; это – лиманы.

Черные разрывы можно заметить и в самом хуторе. Но сразу орудия замолкают, и жутко стало от наступившей тишины. Ясно, что противник передвигает батареи поближе к нам, на холмы, недавно оставленные нами. Там у скирд и построек копошатся черные точки. Что-то тихо подкрадывается оттуда, жуткое…

Через некоторое время заговорила артиллерия с более близких позиций, имея целью Кирпили, а потом дорогу около нас, по которой не спеша рысью шли вперед кубанцы. За ними потянулась пехота и гуськом, по-ротно начала отступать.

Мы направились круто влево и доехали до лощинки, поросшей камышом. Нас заметили и взяли в обстрел невидимые большевики. Мы отбились от остальных, и дело может плохо кончиться. Мчимся по крутому кочковатому уклону, к зарослям, так что подвода совсем накренилась, еле удерживаешь прыгающие от толчков ящики с лентами.

Камыши остались позади. Мы выехали у тех самых строений, где задерживались часа два тому назад, миновали мостик и очутились на равнинке, образующей к фронту возвышение в виде вала. Здесь залегло несколько рот. Ожесточенно отстреливаются.

Товарищи с близкой дистанции из подсолнухов развили ураганный пулеметный и ружейный огонь, нанося сильное поражение «белым». То один, то другой из последних вскрикивает, тяжело раненный, умоляя оттащить его назад, а то судорожно содрогается без стона и лежит неподвижный: убит…

В такой обстановке нет возможности даже обращать внимание на этих несчастных, наверняка, обреченных на ужасную участь. Стрелять прямо с подводы из пулемета без щита – немыслимо. Два раза делал попытку выкатить его на руках и открыть огонь с бугорка, но неудачно. Продержались так минут 5. Сразу пехота бросилась в беспорядке бежать назад, пулеметы за ними, посыпаемые ливнем пуль. Мы пригнулись, крепко уцепившись за подводы, чтобы не вылететь от страшных толчков. Чуть не вывернулись на мостике. Очутились у строений, где остановились, повернувшись задом к фронту, чтобы выпустить хоть несколько очередей для облегчения отхода.

Таким образом, несколько повозок и бегущие роты явились на горке идеальной целью для большевиков. Результаты тут же сказались. У поручика Дараганова убило обеих лошадей. Моментально он занялся перетаскиванием пулемета к нам, на что ушло минуты две, но было вполне достаточно для причинения большого урона. Мой поручик (1-й номер на «Максиме») всплеснул руками, вскрикнул и покатился по пыли. За ним несколько солдат. Потом убило одну из наших лошадей.

Будучи вторым номером, я, как полагалось, только что хотел заменить выбывшего первого, как вдруг растянулся от сильного удара по правой ноге. Поднялся, желая сделать несколько шагов, но нога болтается, как тряпка. Нестерпимая острая боль; что-то теплое уже струится и пропитало насквозь брюки. Кровь! При одном виде которой мне делалось дурно.

Я увидал, как все поспешно усаживались на подводу, а немного в отдалении – быстро наступающую цепь красных. Еще несколько минут промедления, и погиб безвозвратно, - как молния пронеслась мысль. Тут все обмороки забылись! Собрав последние силы, я сделал два-три скачка на одной ноге и вскарабкался на трогающиеся уже дроги. Несколько пуль еще стукнуло по пулемету, ранило одного солдата в спину, но мы неслись галопом по дороге, удирая одними из последних на Кирпили.

В страшной давке и тесноте невозможно было даже сидеть. Я как-то висел, полулежа, уцепившись одной рукой за пулемет, а другой за шею возницы. Нога то и дело болталась по земле, причиняя адские боли. Начало подташнивать, шуметь в голове, зарябило и помутнело все. Закрыл глаза, чтобы не дойти до обморока. Грохотали орудия где-то под самым носом, рвались снаряды, свистели пули, но все дальше и дальше, пока не въехали в Кирпили.

Только вечером доставили меня к домику, где помещался перевязочный пункт. Положили на солому в маленькой комнатушке. Жарко, душно… Человек семь тяжело раненных стонут и хрипят, в особенности один офицер (встречался с ним в Керченской крепости) с простреленным животом, умоляет дать воды, не сознавая, что это – смерть. Мне разрезали брюки, ботинки, обмыли ногу, смазали йодом, перевязали, записали в какую-то книгу, и я впал в забытье.

Очнулся поздно ночью. Горит свеча. Нас только двое. Несколько успело умереть, других увезли. Перевязочных средств больше нет; почти все части ушли. Молю фельдшера не бросать меня здесь, а в голове мысли: «Может быть, через полчаса придут они, что делать, неужели капут?»

Прошло еще много времени. Фельдшер возвращается и говорит: «Есть подвода, но у вас тяжелое ранение, выдержите ли дорожную тряску?» «Выдержу что угодно, только ради Бога скорее грузите!»

Уложили на шинели, дали сопутствовать какого-то красноармейца и поехали в поисках Алексеевского полка. От толчков на кочках и рытвинах такая боль, что постоянно теряешь сознание.

Добрались до ст. Гривенской. Искали безуспешно своих во всех концах среди расположившихся здесь войск. Выехали опять в степь под сильным дождем, так что я промок до ниточки. Наконец, вознице надоело возиться со мной, и я очутился в поле, прямо на голой земле, с пленным, чтобы тот утром продолжал поиски и постарался доставить меня, куда нужно.

Моей шинели и фуражки уже и след простыл, какая-то заботливая рука, видно, постаралась.

 

14 августа

 

Дрожа от предутреннего холода и сырости, я проснулся. Совсем рассветало, и скоро пурпурный диск солнца медленно начал выползать из густой лиловой дымки горизонта. Я лежал около дороги близ кучки спящих пленных. Дальше расположились обозы, кавалерия, которые через некоторое время тронулись, проходя мимо меня. Это были одни из последних уходящих частей. На все мольбы взять меня отвечали отрицательно, т.к. мест нет, а главное я не их полка.

Надежды на спасение все таяли. Отчаянное чувство своей полной беспомощности! В хвосте повозок показалась одна, переполненная тяжело раненными, окруженная офицерами с синими погонами и околышами. Алексеевцы! Свои! Меня услышали, подобрали и уложили на соломе.

Через час мы были в ст. Новониколаевской и поместились в полевом госпитале (если можно его только так назвать). В нескольких комнатах станичной школы, прямо на грязном мокром полу, вповалку лежали люди. Только у кого были шинель или одеяло – могли подстелить. Врач даже не показывался, только сестры усиленно хлопотали и нервничали, т.к. оказать помощь стонущим и требовавшим раненым невозможно было за отсутствием перевязочного материала и медикаментов.

Все интендантства были брошены 5 дней тому назад в Ахтарской, отрезанной неожиданно большевиками обходным маневром и высадкой с моря. В нужную минуту все наши суда отсутствовали. Ценные подарки специально привезли товарищам из Крыма!

Из разговоров узнали, что «драп» идет вовсю. «Генералиссимусом» по эвакуации назначен ген. Ставицкий. Благодаря взятию Ахтарской 9 августа, мы делали большой крюк и выдержали последние бои, пробиваясь к морю на новое место высадки. Глубоко ночью нас разместили на подводах, и длинная вереница их потянулась по проселочным дорогам в серебристую мглу освещенных полною луною туманов.

 

15 августа

 

Плетемся бесконечным караваном возов, переполненных ранеными. От толчков на кочках и ямах такая боль, что почти теряешь сознание (происходят перемещения переломанной бедренной кости). Еды никакой; да и не хочется. Мучит жажда, а пить нечего, пока не добрались до речонки Протоки и с отвращением глотали сладковатую тошнотворную воду.

Движение продолжалось вдоль реки с медленно ползущей водяной гладью, отражающей прибрежные домики, скирды, деревья. Тучи комаров облепливают все лицо, руки и жалят нестерпимо. Закрываешься тряпкой, но ненадолго. Духота и жара не дают возможности дышать.

Все лошади стали. Отдых. Будут варить обед и перетасовывать раненых. Более легкие поедут тем же порядком, а тяжелых на барже повезут к морю. Погрузка последних закончилась к вечеру.

Меня внесли в трюм и уложили, как всех остальных, на зерне. Жутко смотреть на окружающих несчастных людей, стонущих, требующих, проклинающих все и вся. Медицинской помощи – никакой. Один юнкер, совсем еще мальчик, раненный в живот, весь вечер и ночь в бреду кричал: «Мама!», не узнавая ухаживающего за ним отца, полковника. На следующее утро его остывающий труп и некоторых других вытащили через люк надо мной на палубу.

 

 

 

16 августа

 

Утром баржа дошла до устья речонки у поселка Ачуево. До нас донеслось далекое и приближающееся жужжание пропеллера. «Советский!» - пронеслось из уст в уста. Последовало один за другим несколько оглушительных взрывов бомб. Поднялась паника среди беспомощных людей. Думали, что уже спасены, а тут все разлетится в хаосе ужасной смерти. Через несколько минут успокоились – аэроплан улетел.

Все несчастье состояло теперь в том, что не было возможности подойти к далеко стоящему пароходу. Имелось только две шлюпки. Начали перевозить по 3 – 4 человека, а нас около 500. Так может тянуться до бесконечности.

В полдень пришел катерок и на буксире потащил баржу в море. У всех был напряженный страх и волнение: «Сядем на мель, и дело пропало». Но слава Богу обошлось благополучно, мы уже у борта парохода. Перегрузка идет довольно быстро. Лежащих кладут на маленькую деревянную площадку с цепями для подъема багажа, и первая лебедка опускает их в глубокий железный трюм для лошадей.

Хотя и твердо лежать голым телом в одной рубашке на полу, впиваются в тело заклепки, и такая слабость от раны, усталости и голода, что трудно пошевелиться. Голос изменился до неузнаваемости, но сознание того, что мы сейчас уже вне опасности, едем туда, в родной Крым, бодрит и придает силы.

 

17 августа

 

Утром пришли в Керчь. Медленно началась разгрузка только части раненых, остальных вечером везли в Ялту. Я очень плохо чувствовал себя после всех передряг, отказался ехать даже домой, просил выгрузить здесь. Только вечером одним из последних меня подняла лебедка и осторожно опустила на пристань.

Окружила толпа баб, девчонок, мальчишек – керчан, которые своим вниманием тронули до глубины души. Угощали супом, дали на дорогу яиц, яблок, хлеба. Побежали разыскивать и привели подводу, на которой я был доставлен в 4-й временный полевой госпиталь. А там… как везде: перевязки, операции; большие комнаты с длинными рядами белых кроватей со страждущими несчастными людьми.

 

18 августа

 

Пулеметчик М. А. Россинский из города Керчи в 23.00 посылает отцу телеграмму: «Срочно Россинскому Джалита Ялта Бог спас меня ранен пулей ногу неопасно лежу 4 военном госпитале приезжайте за мной целую».

 

Еще одна судьба офицера 1-го Партизанского генерала Алексеева пехотного полка.

(РГВИА.Ф.409.ОП.1.Д.67060.)
Прапорщик армейской пехоты Анатолий Вениаминович Белавенцев
17 августа 1895 г.р.
Из потомственных дворян
Вероисповедания православного
Общее образование: окончил полный курс в Гжатском 4-х классном городском училище.
Военное образование: в 7-й Московской школе для подготовки офицеров военного времени.
ПРОХОЖДЕНИЕ СЛУЖБЫ
-30 апреля 1915 г. согласно прошения зачислен в 205-й пехотный запасной батальон охотником.
-18 мая 1915г. командирован в 7-ю московскую школу для подготовки офицеров в военное время для прохождения курса.
-19 мая 1915 г. прибыл в школу и зачислен для прохождения курса.
-14 августа 1915г. произведен в младшие унтер-офицеры
-15 августа 1915г. приказом по войскам Московского военного округа 1915 года №764 произведен в прапорщики армейской пехоты с назначением на службу в распоряжение Начальника 21 маршевой пехотной запасной бригады.
-15 августа 1915 г. отправлен по назначению и исключен из списков школы.
-28 августа 1915 г. прибыл и зачислен в списки 17 армейского маршевого запасного батальона в переменный состав, младшим офицером 2 роты.
-9 января 1916 г. убыл в распоряжение начальника штаба 22 армейского корпуса для назначения в 1-ю Финляндскую стрелковую дивизию и исключен из списков батальона.
-12 января 1916 г. прибыл на пополнение 4-го Финляндского стрелкового полка.
-13 января 1916г. младшим офицером 3 роты.
-2 августа 1916 г. переведен младшим офицером из 3 в 1 роту.
-23 сентября 1916 г. приказом по VII армии от 23 сентября 1916 г. за №1254, за отличия в делах против неприятеля, награжден орденом Св. Анны 4 ст. с надписью «За храбрость».
-7 октября 1916 г. Высочайшим приказом состоявшимся 7 октября 1916 г., на основании приказа по В.В. 1915 г. за №563 ст.1 произведен в подпоручики с зачислением по армейской пехоте. Старшинство с 12 мая 1916 г.
С 10 ноября 1916г. по 3 февраля 1917 г. временно командующий 10 ротой.
-3 февраля 1917г. в составе 10-й роты, убыл на сформирование частей 5-й Финляндской стрелковой дивизии и исключен из списков полка.
-3 февраля 1917 г. прибыл на сформирование 18-го Финляндского стрелкового полка и зачислен в прикомандирование.
-4 февраля 1917г. командующий 8-й ротой на законном основании.
-26 апреля 1917 г. приказом по армии и флоту произведен в поручики.
С 16 мая по 7 июня 1917 г. в кратковременном отпуску.
-18 июня 1917 г. в бою у дер. Мечищув ранен и эвакуирован.
Атака и прорыв позиции противника на «Ласточкином гнезде» и «Клюве» (Галиция)
(за этот бой представлен начальником 5-й Финляндской стрелковой дивизии к ордену Св. Владимира 4 ст. с мечами и бантом,)
-31 июля 1917г. . приказом по VII армии от 31 июля 1917г. за №1089 награжден орденом Св. Станислава 3 ст. с мечами и бантом за период с 1 января 1916г. по 1 марта 1917г.
-18 августа 1917 г. не занимает в полку вакансии как отсутствующий из полка по ранению 2 месяца.
-15 сентября 1917г. приказом по 22 армейскому корпусу от 15 сентября 1917 г. за №306 зачислен в списки 18 Финляндского стрелкового полка.
-12 октября 1917 г. в виду расформирования полка, назначен на службу в 4-й Финляндский стрелковый полк.
Ранения и Контузии:
В бою 2 августа 1916 г. у дер. Тоустозоды контужен вблизи разорвавшимся тяжелым фугасом. Контузия правой половины головы.

(«Россия в мемуарах А. Судоплатов. Дневник. 2014г. Москва. приложение 1. Стр.282. « Список составлен по предметным анкетам, ныне хранящимся в Отраслевом государственном архиве Службы безопасности Украины и Центральном государственном архиве общественных организаций Украины.)

 

- 2 августа 1919 г. в Вооруженных Силах Юга России.
- Взят в плен в составе 1-го Партизанского генерала Алексеева полка у д. Богдановка
-9 декабря 1920 г. приговорен тройкой управления Южюгзапфронтов в Харькове к растрелу.

Сообщение отредактировал ХасанЪ: 30 января 2019 - 13:12

АЛЕКСѢЕВСКАГО ПѢХОТНАГО ПОЛКА

№ 183 15 августа 1933 г.

Въ нашъ полкъ, въ 4-ую роту, зачисленъ шт.-капитанъ Попикъ Степанъ.

Предоставлено право ношенія нагруднаго знака съ надписью: „Галлиполи“ капитану Федорову (Франція) и подпоручику Евграфову (Прага).

Вступили въ разрѣшенный мною бракъ: Полковникъ Лысань (въ Г. Орѣховицѣ), Подпор. Ивановъ Пантелеймонъ (въ Софіи), Шт. К. Смаковскій (въ Плевнѣ). Приношу имъ отъ лица алексѣевцевъ свои поздравленія и пожеланія счастливой жизни.

Настоящій инф. листъ нашего полка является продолженіемъ серіи таковыхъ, ведущихся съ 1922 года безъ перерыва. Каждый годъ они имѣли свою нумерацію. Въ 1922 году было выпущено 21, 1923 — 32, 1924 — 24, 1925 и 1926 по 13 и съ 1927 и по настоящее время выходили 12 разныхъ въ годъ ежемѣсячно. Сейчасъ общій номеръ съ начала выпуска информаціи 183-й. Тиражъ колебался отъ 10 (писанныя мною отъ руки подъ копирку) доходилъ до 200, въ настоящее время установился около 170 экз. Въ этихъ информаціяхъ отражается вся жизнь полка. За 11 лѣтъ пребыванія въ эмиграціи и, думаю, представляетъ собой интересъ. Къ сожалѣнію, не хватаетъ нѣсколькихъ №№ за 1922 и 1923 г. г. Если они сохранились у кого нибудь, очень прошу прислать для храненія въ полковомъ архивѣ.

Вѣстникъ Общества Галлиполійцевъ будетъ имѣть въ себѣ и Алексѣевскій полкъ, разсылаться будетъ на тѣхъ же основаніяхъ, что и наша прежняя информація, т. е. безплатно во всѣ группы и партіи, а также одиночно живущимъ и дѣлающимъ полковые взносы. Въ очередныхъ срочныхъ донесеніяхъ прошу указывать полученъ ли „Вѣстникъ“, начиная съ перваго № и каждый послѣдующій. Необходимо мнѣ это знать, т. к. съ отъѣздомъ кап. Назарова я смогу ошибиться въ адресахъ.

Прошу обратить самое серьезное вниманіе на схему: активизма на каждый день. Схему эту сохранить и провѣрять себя: дѣлаешь ли что нибудь изъ многочисленныхъ линій вполнѣ доступныхъ для каждаго, ведущихъ въ конечномъ счетѣ въ Россію? Какія потребуются разъясненія — съ удовольствіемъ дамъ.

Болгарія. Видѣлся съ алексѣевцами въ Тырново, Шуменѣ, Г. Орѣховицѣ, Плевнѣ, Мездрѣ, Перникѣ. Радуетъ меня ихъ спайка, ихъ активиое участіе въ жизни русскихъ колоній. Просили меня передать ихъ привѣтъ однополчанамъ. Изъ Плевны, гдѣ собралось много алексѣевцевъ, за подписями присутствующихъ была послана почтотелеграмма генералу Кульскому и алексѣевцамъ во Франціи. На Перникѣ алексѣевцы устроили пріятный сюрпризъ ген. Ангилееву, чествовавъ его ужиномъ въ день именинъ Владиміра Ивановича. Рѣдко собираются алексѣевцы въ Софіи. Не вижу ихъ и на армейскихъ объединеніяхъ. Видно связь не налажена.

Изъ жизни алексѣевцевъ:

ВЪ БОЛГАРІИ. Софія. Предписываю всѣмъ алексѣевцамъ, находящимся въ Софіи, собраться 27-го с. августа въ 7 съ пол. ч. вечера въ помѣщеніи Русскаго Собранія (ул. 6 сентября № 4, Банковъ Домъ).

Перникъ 7.ѴІІІ. Всѣ алексѣевцы на работѣ. Имѣется кружокъ, изрѣдка собирающійся для изученія Боевого Устава пѣхоты.

Плевна 6.VIII. Безработный одинъ. Алексѣевцы составляютъ центръ наиболѣе активный въ мѣстной колоніи. Исправны во взносахъ, особенно въ Фондъ Спасенія Родины. Есть одинъ опустившійся, котораго к-ръ полка представилъ къ исключенію изъ списковъ.

Тырново 29.VII. Алексѣевецъ одинъ, работаетъ въ типографіи, выглядитъ въ смыслѣ здоровья неважно.

Шуменъ 7.VIII. Алексѣевцевъ 2. Въ жизни безъ перемѣнъ.

Г. Орѣховица 1.ѴІІІ. Алексѣевцевъ 2, устроены отлично.

Мездра 4.VIII. Алексѣевцевъ 3, изъ нихъ двое зарабатываютъ мало.

Никополь. Безъ перемѣнъ.

ЮГОСЛАВІЯ 6.VIII. Безработныхъ алексѣевцевъ одинъ. Въ жизни особыхъ перемѣнъ нѣтъ, если не считать того, что въ нашей прессѣ цензура вычеркиваетъ все, что можеть быть непріятно большевикамъ. Запрещается писать о голодѣ въ СССР и даже слово „злодѣйски“ убіенный Императоръ Николай II. Свѣдующіе въ политикѣ не придаютъ этому особаго значенія.

ЛЮКСЕМБУРГЪ 3.VIII. Безъ перемѣнъ. Начальникъ группы принимаетъ мѣры къ болѣе аккуратному поступленію полковыхъ взносовъ.

Ген.-м. Зинкевичъ.

ИНФОРМАЦІОННЫЙ ЛИСТЪ АЛЕКСѢЕВСКАГО ПѢХОТНАГО ПОЛКА.

№ 185 15 декабря 1933 г.

Въ различныхъ мѣстахъ нахожденія нашихъ Алексѣевцевъ день полкового праздника такъ или иначе былъ отмѣченъ. На Перникѣ по издавна установившейся традиціи Празднованіе не было отложено на воскресеніе. Въ Софіи праздновали 26-го. Это дало мнѣ возможность повидать

однополчанъ и на Перникѣ, и въ Софіи. Съ легкой руки марковцевъ теперь и въ другихъ полкахъ на полковыхъ праздникахъ раньше, чѣмъ сѣсть за чару вина, прочитываются короткіе доклады, которые какъ бы подводятъ итоги жизни полка, группы за истекшій годъ и намѣчаются вѣхи для дѣятельности на ближайшее будущее. Въ бесѣдахъ своихъ я коснулся жизни нашего шефа по докладу, прочитанному ген.-лейт. Кусонскимъ въ Парижѣ и любезно приславшему его мнѣ, а также, въ особенности, того направленія нашей

23

дѣятельности, которая диктуется современной обстановкой. Мы всѣ являемся свидѣтелями, какъ на всемъ свѣтѣ идея чистаго націонализма захватываетъ народныя массы и кладетъ отпечатокъ на политическое устройство разныхъ странъ. Не только крупныя націи, но и мелкія захвачены этимъ теченіемъ. Только въ одной нашей несчастной Родинѣ народу отказываютъ въ правѣ быть русскими. Мирится ли съ этимъ русскій народъ, мы не можемъ сказать, ибо бѣдствія другого рода заполняютъ все существованіе подневольнаго совѣтскаго гражданина. Но мы-то не можемъ съ этимъ мириться и должны сдѣлать все, отъ насъ зависящее, чтобы вырвать нашъ народъ изъ растлѣвающаго вліянія III-го интернаціонала. Обстановка въ СССР не представляетъ для насъ тайны. Прошли тѣ времена, когда мы не могли или не умѣли узнавать, что тамъ творится. Вы читаете въ Вѣстникѣ Галлиполійцевъ въ общихъ чертахъ обстановку тамъ. Въ этихъ очеркахъ вы узнаете одну только правду, ибо источники освѣдомленія не вызываютъ никакого сомнѣнія. Для насъ наиболѣе существеннымъ является то, что ненависть къ совѣтской власти въ теченіе послѣднихъ двухъ лѣтъ все прогрессируетъ, захватывая все большіе и большіе круги населенія. За этимъ мы особенно слѣдимъ, съ волненіемъ ожидая, когда восходящая кривая ненависти начнетъ падать. Съ другой стороны, мы воочію видимъ, что власть не даетъ этой ненависти вырваться въ стихійное явленіе, результатомъ котораго явилось бы паденіе этой власти. Спросите любого, побывавшаго тамъ, (не типа Эрріо), почему народъ не возстаетъ, почему не сброситъ влвсть, которую ненавидитъ, на что надѣется. Отвѣтъ одинъ и тотъ же, повторяемый сотнями лицъ, съ которыми приходилось бесѣдовать: ждутъ толчка извнѣ. Вотъ этотъ то толчекъ мы и должны дать. Нечего говорить, это каждому понятно, что современная политическая обстановка внѣ СССР не позволяетъ намъ собраться вмѣстѣ и по примѣру 1917 года начать борьбу, сулящую, несомнѣнно, гораздо большіе результаты, чѣмъ тогда. Сейчасъ это невозможно. Но возможно другое и должно быть проведено тѣми, кто не только на словахъ чувствуетъ себя обязаннымъ продолжать начатое въ свое время дѣло борьбы за Россію. Необходимо вдохнуть импульсъ борьбы въ народъ, необходимо жертвенными подвигами доказать, что сила на его сторонѣ, а не сторонѣ тѣхъ, кто стоитъ у власти, обманомъ захвативъ ее и совершенно не считается съ благомъ народнымъ, цинично заявляя, что „пусть умретъ отъ голода 40 милліоновъ, еще достаточно останется“. Возможна ли такая дѣятельность и принесетъ ли она пользу? Отвѣчаю: — да. И это не теоретическое измышленіе, а сама жизнь. Такъ было во всѣ времена, такъ есть и теперь. Уже есть достаточно провѣрокъ, достаточно опыта, чтобы это сказать и о нашей русской дѣйствительности. Мы знаемъ, что акты группы Радковича и Ларіонова эхомъ отозвались по всей Россіи, что каждый прошедшій туда оставляетъ въ памяти народной борозды. Человѣкъ пришелъ съ воли въ нашъ адъ и ради насъ — вотъ что о нихъ говорятъ и послѣ нихъ на продолженіи ихъ пути создаются легенды. Такова сила подвига, столь понятнаго намъ военнымъ. И не показательно ли, что за послѣднее время населеніе стало рѣдко выдавать людей, пріѣхавшихъ изъ заграницы? И не показательно ли, съ другой стороны, то, что человѣкъ пошедшій одинъ разъ туда, почти всегда идетъ и другой и третій разъ. Такихъ случаевъ извѣстно много. А Радковичъ ходилъ 9 разъ. Всѣми этими людьми двигаетъ исключительно жажда служенія Родинѣ и русскому народу. Повторяя свой подвигъ, они на опытѣ знаютъ, что приносятъ дѣлу пользу. Только этимъ и можно объяснить ихъ стремленіе обратно въ обстановку страшной опасности.

Въ послѣднихъ №№ нашего Вѣстника вы прочитаете цѣлый рядъ эпизодовъ изъ работы тамъ. Это лишь малая часть изъ всего того, что можно было бы сказать. Но нельзя о нихъ и молчать и въ день полкового праздника намъ надо ихъ вспоминать. Въ средѣ ихъ есть и Алексѣевцы. Имъ мы должны подражать.

Съ 1917 года мы пережили три періода. Первый — напряженной борьбы, какъ армія. Уводъ арміи изъ предѣловъ Родины прервалъ этотъ видъ борбы и начался второй періодъ — ожиданія обстановки, при которой мы опять повторимъ наши походы. Наконецъ, третій періодъ, въ которомъ мы находимся теперь и къ которому перешли незамѣтно для себя — это путь, не будемъ бояться этого слова, революціонно-политической борьбы.

И въ этотъ періодъ мы видимъ, что извнѣ намъ никто не поможетъ. Мы и русскій народъ. Этого достаточно.

Кто чувствуетъ себя въ силахъ, кто можетъ подготовить себя, чтобы итти къ народу, всѣми силами своего примѣра и убѣжденія доказывать возможность избавиться отъ ига антинаціональной власти, губящей физически и морально цѣлую націю, пусть идетъ туда.Тамъ нашъ теперешній фронтъ. Остающіеся въ тылу должны помогать имъ и прежде всего матеріально. Повторяю, никто намъ не поможетъ въ этомъ. Но дружными усиліями возможно преодолѣть и это препятствіе. Не такъ уже много денегъ на это требуется, какъ многіе думаютъ, но ихъ не хватаетъ.

Нашъ полкъ живъ. Полковой праэдникъ является всегда провѣркой. И въ этомъ году, какъ всегда мною получены многочисленныя поздравленія и отъ начальствующихъ лицъ и нашихъ соратниковъ и въ особенности отъ алексѣевцевъ со всѣхъ странъ и мѣстъ. Не могу злоупотреблять страницами Вѣстника, чтобы ихъ перечислить (въ количествѣ 123, кромѣ устныхъ), прошу же всѣхъ вспомнившихъ нашъ полкъ принять искреннюю благодарность отъ меня, а также всѣхъ поздравившихъ меня съ днемъ моего Ангела, такъ удачно совпадающаго съ полковымъ праздникомъ.

Въ нашъ полкъ зачислены: подпоручикъ Солнцевъ (Тунисъ), капитанъ Косенко (Франція), Коваленко Георгій въ чинѣ подпоручика (Болгарія).

Изъ полка убыли: вольноопред. Никольскій, какъ переведенный въ Марковскій арт. дивизіонъ, поручикъ Авиловъ и подпоручикъ Сковородниковъ по ходатайству начальства.

Капитанъ Кононенко (Семенъ) 22-Х вступилъ въ Парижѣ въ первый законный бракъ. Шлемъ свои поздравленія и наилучшія пожеланія ему и его супругѣ.

Въ жизни чиновъ полка въ разныхъ странахъ особыхъ перемѣнъ не произошло. Все та-же трудовая жизнь. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, что особенно отрадно, въ средѣ алексѣевцевъ находятся труженики на почвѣ общественной; въ правленіяхъ гал-скихъ обществъ, колоній, приходскихъ совѣтовъ, на занятіяхъ съ молодежью и т. п. Это явленіе въ нашемъ полку въ свое время отмѣчалъ и ген. Кутеповъ, какъ особенно характерное.

Хотѣлось бы, чтобы напрягли энергію въ сторону политическаго и военнаго образованія, въ чемъ буду радъ помочь совѣтомъ.

Прошу не забывать и взносы въ полкъ. Каюсь, съ недобрымъ чувствомъ вспоминаю небрежныхъ въ этомъ отношеніи чиновъ. Это они виновны въ томъ, что полкъ оказался не въ состояніи содержать одного инвалида кап. Назарова, ведшаго обширную переписку полка по строевой части. Теперь это все лежитъ на мнѣ, что при моей занятости очень тяжело. Отъ души благодарю своихъ ближайшихъ помощниковъ, столповъ нашего полка, ген. Куявскаго и Ангилѣева за ихъ весьма цѣнную помощь по управленію полкомъ. Весьма признателенъ полк. Андрееву въ Ліонѣ и алексѣевцамъ тамъ за собранныя деньги для нуждъ полка. Это прекрасный примѣръ, достойный подражанія.

Много разъ повторялъ, что, если алексѣевецъ запустилъ свою задолженность въ полкъ, пусть это не служитъ причиной его дальнѣйшей задержки во взносахъ. Старая задолженность можетъ потерпѣть, важно же продолжать вносить въ суммы полка тѣ немногіе левы и франки, изъ которыхъ собираются деньги, гарантирующія возможность и оказывать помощь наиболѣе нуждающимся и безперебойную связь съ чинами полка.

24

Особая просьба къ однопочанамъ. Помогите распространенію Вѣстника О-ства Г-цевъ. Особенно это относится ко Франціи, гдѣ не расходится и 300 экз. при условіи, что одинъ ген. Куявскій беретъ 110 экз. Это тѣмъ болѣе разительно, что въ другихъ странахъ Вѣстникъ расходится въ эначительномъ количествѣ и все болѣе увеличивающемся.

Для свѣдѣнія алексѣевцевъ въ Софіи: Вѣстникъ можно получать у подполк. Мирошниченко, Сербинова, Капитана Воронкина и кол. ассес. Курманова, куда я буду отправлять соотвѣтствующій запасъ. При этомъ, прошу Вѣстникъ покупать за деньги, чтобы этимъ облегчить полковыя суммы.

Во Франціи, Бельгіи и Югославіи Вѣстникъ будетъ разсылаться начальниками группъ полка.

И, наконецъ, самая главная просьба — принять все, сказанное мною въ самомъ началѣ информаціи, поближе къ своему русскому сердцу, и какъ практическій выводъ — напречь всѣ усилія къ сбору въ Фондъ Спасенія Родины. Будьте не только жертвователями, но и организаторами этого, поистинѣ, святого дѣла.

* * *

Полковникъ Кривошей Александръ Юрьевичъ проситъ прислать ему воспоминанія о полкѣ, особенно времени до Галлиполи. Онъ составляетъ исторію полка.

Адресъ: А. Кривошей, Ново-Пазарска ул. № 20, Београдъ, Jougoslavie.

* * *

По своей винѣ упустилъ въ предыдущемъ № Вѣстника помѣстить просьбу ген. Куявскаго о поздравленіи отъ него лично и алексѣевцевъ во Франціи своихъ однополчанъ, находящихся въ другихъ странахъ.

Также онъ проситъ поддерживать съ нимъ болѣе тѣсную связь, особенно тѣхъ, кто мѣняетъ мѣсто жительства. Такъ, три экземпляра Вѣстника № 3 вернулись, не найдя адресатовъ.

Ген.-м. Зинкевичъ

* * *

КО ДНЮ ПОЛКОВОГО ПРАЗДНИКА 8(21).XI.1933 г.

Захватила власть коммуна. Застонала Русь святая.

Генералъ нашъ Алексѣевъ рать сталъ собирать.

Чтобъ постоять за честь и славу дорогого края.

Пошли къ нему гимназистъ и юнкеръ Родину спасать.

Брошены книги, учебники, карты...

Всѣ вы борцы, всѣ вы солдаты.

Такъ вы создали полкъ партизанскій лихой,

Нашъ Алексѣевскій, храбрый, родной.

По дорогамъ донскимъ мерзли, болѣли, умирали, сражались.

А по кубанскимъ степямъ ледяною корой покрывались.

И завѣты вождя въ глубинѣ сердца храня,

Будемъ вновь за Россію сражаться, жизни не щадя.

А. Ю. Кривошей. (Бѣлградъ)

* * *

Борис Павлов "первые 14 лет"
"Был ранен полковник Бузун. Сменивший его на посту командир 1-го батальона полк. Шклейник был убит."

Предположительно речь идет о Шкленник Владимир-Казимир Витольдович.
Род. 1878г. Апреля 18.
Вероисповедание Римско-католическое.
Из потомственных дворян Радомской губернии.
Общее образование- домашнее.
Военное- в Одесском военном училище.
Женат. Имел двух дочерей.
Награды:
Ордена: Святой Анны 4 ст. С надписью "За Храбрость", Святой Анны 3 ст. с мечами и бантом, Святого Станислава 3 ст. Святого Станислава 2 ст. С мечами.
Был ранен 18.08.1914г.
На войну вышел в чине штабс-капитана 136-го пехотного Таганрогского полка.
На 1917 год он уже в чине подполковника 66-го пехотного Бутырского полка.

Супруги Бузун Петр Григорьевич и Ванда Иосифовна. 1919 год

Сообщение отредактировал Attila Magyar: 01 ноября 2019 - 17:15

РГВА.Немного архивных документов по Алексеевскому полку. 1918г.

Сведения о количестве обмундирования и снаряжения для 12 роты Партизанского пешего казачьего полка
Ружейных принадлежностей 145
1.шинелей 86
2.гимнастерок 103
3.шаровар 105
4.нательного белья 137
5.вещевых мешков 95
6.патронташей 89
7.подсумков 118
8.фляг 109
9.Котелков 113
Ружейных ремней 125
Лопат 120
Топоров 5
Киркоматыг 20
Винтовок 84
Штыков 133
Лопат больших 2
Топоров больших 2
Кирок 2

Алексеевцы в изгнании.

Последний бой Алексеевского полка.

Маленький Алексеевец Науменко. 1935 г.

Продолжим рушить мифы о 1-м Партизанском ген. Алексеева пехотном полку.
Очередной фото миф.
Рады Вам представить 1-й КОННЫЙ ген. Алексеева полк. Отсюда и шашки у пулеметчиков и бескозырки, которых нет у Судоплатова на рисунках. А как известно 1-й КОННЫЙ состоял из кадров бывших регулярных полков РИА, к примеру в него входило два эскадрона 2-го Лейб-драгунского Псковского полка, эскадрон 10-го драгунского Новгородской полка и т.д. А , вот уже в возрожденных полках кавалерии очень любили и гордились своими цветными бескозырками и шили их при первой же возможности.

Продолжим рушить мифы о 1-м Партизанском ген. Алексеева пехотном полку.
Очередной фото миф.
Рады Вам представить 1-й КОННЫЙ ген. Алексеева полк. Отсюда и шашки у пулеметчиков и бескозырки, которых нет у Судоплатова на рисунках. А как известно 1-й КОННЫЙ состоял из кадров бывших регулярных полков РИА, к примеру в него входило два эскадрона 2-го Лейб-драгунского Псковского полка, эскадрон 10-го драгунского Новгородской полка и т.д. А , вот уже в возрожденных полках кавалерии очень любили и гордились своими цветными бескозырками и шили их при первой же возможности.

Приятная и прекрасно аргументированное фото, странно почему кто ввел это фото в оборот не давал прямого описания, а только приводил одно фото. Большое спасибо за фото.

Приказ о производстве в следующий чин.

Среди производимых из поручиков в штабс-капитаны есть и офицер Партизанского генерала Алексеева пехотного полка Федор Сахно.